большую паузу, подбирая нужное слово, – не христианин, но, как мне кажется, он и не варвар. Кто он по вере мне выяснить так и не удалось. Не иудей и не мусульманин. Он как бы стоит над религиями.
– Обожествляет себя? – с усмешкой спросил архиепископ Павлий.
– Этого я не заметил. Только что… не считает нас «святыми».
– Тогда он дьявол и искушает нас! – хором заявили все «священники».
– Бог отец и вся святая троица – есть миафизиты, у них как божественные, так и человеческие черты, братия. Не впадайте в словоблудие! Диавол не стал бы нам предлагать богоугодное дело: самим заделать раскол. Его войско разобьет войска Людовика II, освободит нам дорогу. Это – мессия. Святое дело.
– Ход мыслей этого варвара мне нравится. – высказался архиепископ Захарий, – Папу давно пора приструнить, с его папоцезаризмом. Мнит о себе бог весь что! Что он посланник бога на Земле. Тьфу! Придет вот такой вот Владимир, и развеет его прах по ветру! Тоньше надо действовать! Тогда и паствы будет больше, и императоры будут благосклоннее смотреть на те благие дела, что мы делаем.
Мне же не дали по-человечески поспать, так как вслед за патриархом потянулась куча людей, которым требовалось со мною немедленно переговорить по неотложным вопросам. Михаил прибежал жаловаться на мать, мать на Михаила, прибыла и ныне царствующая Евдокия, с жалобами на все семейство и горькую судьбину. Просила не покинуть в несчастье и забрать с собой во Владимир. «Зачем?» – подумал я и сослался на пункт нашего договора с Византией, что мы не вмешиваемся во внутренние дела империи. Затем вернулся Патриарх со своими епископами, благодаря чему получили свободный проход через Дарданеллы, которые перекрыты цепью в самой узкой части. Короткий сон и я снова во дворце, но император и весь его двор спит, я же посетил университет, где проходят обучение «мои студенты». Увы, четверых из них придется забирать из-за неуспеваемости и разгульного образа жизни. Это не совсем так, но официально, по бумагам, один прогульщик и пьяница, двое поддались на уговоры попов, а четвертого я решил забрать потому, что в кабинете Льва Математика обнаружил работающий вентилятор, сделанный нашим «кулибиным». Небольшой, работающий от электрохимического генератора. Проказника звали символически: Неждан Тоев. Вот уж точно: нежданчик! Отличник, любимец Математика. Я понимаю, что это – примитив, и он будет взрывоопасен. Но гораздо больший взрыв произойдет в головах у ученых. Со слов проректора, эту игрушку ему принесли вчера и просили отдать мне. Он еще не разбирался: как это работает, но несомненно, это открытие века. Но когда я сказал, что забираю четверых, в том числе Нежданчика, до Льва стало доходить, что что-то тут не так. Видя, что уговорить меня не удается, Лев заявил, что в этом случае он едет во Владимир. Пришлось забрать его и остальных «студентов». Нежданчика поставил рядом с собой в колесницу, ну и дал волю чувствам.
– Ты зачем это отдал Математику?
– Я не знал, когда вы появитесь в университете, княже. В девять хор мы должны были уехать в Евдом, а еще вчера было известно, что вы сегодня уходите. Из Евдома мы бы прибыли обратно через три – пять дней. Я все упаковал и попросил проректора, я у него в группе, отдать вам.
У меня просто слов не осталось, печатных, чтобы выразить свое негодование по этому поводу. Знать бы где упаду – соломки бы постелил! А тут такая задница!
– Лев, когда я вошел, крутил ее в руках. Сказал, что мешок сильно надулся и он решил посмотреть, что там внутри.
– Кнопки нажимал?
– Да, вентилятор начинал вращаться.
– Надо было слить спирт! Но я боялся, что вы, княже, не поймете, что это такое.
– Бомба это, выделяемый водород рано или поздно превратится в гремучий газ.
– И что делать?
– Дома поговорим, в университете.
Радует только одно: у Математика не было времени разобраться в приборе. Он мне говорил только о том, что из этой штуки выйдет отличный привод для его «игрушек». Неждана я с корабля больше не выпустил. Его вещи привезли на корабль гвардейцы вместе с остальными вещами студентов. Чуточку попозже я вспомнил этого мальчишку, который помогал мне делать первую электростанцию на верхней плотине. Сам дурак! Не стоило его отправлять сюда. Хорошо еще, что он оказался нормальным человеком, иначе бы уплыли мои секреты в известном направлении. Времени постоянно не хватает за всем следить и всех помнить. Из-за Льва задержали отход на четыре часа, но оставлять его тут я уже сам не хотел. Прибыл он с опозданием, извинился, сказал, что его не отпускал Михаил, которому он пообещал вернуться через три года, запустить первый университет и вернуться. Уже в море я ему сказал:
– Вы понимаете, что пути назад у вас не будет.
– Да, я знаю, я помню наш разговор с вами три года назад. Через три года мы скажем ему, что я умер. Из тех 12 человек, которых прислали вы, я отобрал восьмерых, и постоянно с ними работал. Я узнал от них столько нового, что просто ждал вашего появления, чтобы дать вам клятву верности и стать вашим подданным. Я считал себя непревзойденным механиком и человеком, который знает о природе вещей если не все, то очень много. Знания этих мальчишек превзошли все мои ожидания. Рядом с ними Птоломей выглядел бы глупцом. А они это знают после обычной школы. Поэтому я решил, не взирая на возраст и «положение в обществе», еще раз пойти учиться. В Ваш университет, государь.
– Кроме должности ректора я вас не вижу в другой ипостаси. И еще одна проблема: у нас все пишется на нашем языке новым алфавитом.
– Я это знаю, и уже готов работать с документами и учебниками. А научиться говорить – дело двух-трех месяцев. – при этом он сразу попросил всех, кто знает латынь и греческий, не потворствовать ему в его слабости, и говорить только по-русски. Пока поднимались вверх по Волге и Каме, он научился достаточно бегло говорить. Но по приезду осознал наличие огромного дефицита преподавателей, и сделал то, что требовалось сделать еще много лет назад: создал специальные курсы для учителей, этого я не делал, обходился кратким внушением будущему преподавателю или использовал грамотных воев, которым установить дисциплину в классах было проще и легче, чем толково объяснить материал. Приходилось расписывать им весь краткий курс предмета, а уже они добивались того, чтобы подопечные знали его, «как отче наш». То есть, в школах у нас процветала «зубрежка». Это не есть хорошо,